[ Мицуёси Нумано ]
* Новая японская литература, о которой Вы еще не знаете *
Профессор Мицуёси Нумано
Лакуна между классикой и современностью
Вислава Шимборска, моя любимая поэтесса из Польши, остроумно заметила, выступая с нобелевской речью, что даже что-то очень плохое становится более сносным, если оно подается в малом количестве. Будучи согласным с этим мудрым высказыванием, я постараюсь сегодня рассказать Вам как можно короче о том, что происходит сейчас в японской литературе. Кроме того, моё чутьё, чисто гуманное, а не гуманитарное, подсказывает, что утомлять людей странным, в моем случае японским, акцентом - это дурной тон.
Но высказав такое намерение, я сразу почувствовал, что столкнулся с серьезным противоречием: тема, очевидно, слишком большая, чтобы обсудить ее за каких-нибудь тридцать минут. И приходится идти на компромисс, как это часто случается в нашей реальной жизни, и я должен заранее попросить прощение за то, что мое выступление окажется, так сказать, ни рыбой ни мясом - то есть оно не будет ни достаточно коротким, ни достаточно обстоятельным.
Итак, начнем. К сожалению, прежде всего я должен огорчить Вас. Я никакой не самурай и хотя моя жена - японка, она не гейша. К тому же, должен еще добавить, что в Японии сегодня не осталось ни одного настоящего самурая, и если собственно найдутся такие - то это возможно только в каких-то луна-парках в качестве аттракциона или в фильмах, действие которых происходит несколько веков назад. Вряд ли кто-то еще не видел известный фильм Куросавы "Семь самураев".
Зато, как ни парадоксально, в России сегодня везде есть самурай и гейша. Я имею в виду то обилие довольно стереотипных образов японцев, которые существуют сегодня в массовой культуре России. Гуляя по Москве, легко попасть в японский ресторан, который носит название "Самурай" или что-то в этом роде, и на вывеске которого заманчиво улыбается гейша в экзотичном кимоно. Это не преувеличение, поскольку по чьему-то перечислению сейчас существует сорок два японских ресторана; они все, как правило, очень дорогие, но судя по тому, как они процветают и привлекают не столько богатых японских бизнесменов, сколько обыкновенных русских клиентов, можно сказать, что японская кухня уже стала частью кулинарной жизни этого космополитического мегаполиса.
Повышенный интерес русских к Японии также отражается в русской прессе. Так, например, газета "Известия" выпустила тематическое приложение, посвященное Японии (22 июля 2000 года), где было помещено много интересных материалов; и последнее время мы можем найти много японского даже в таких журналах, как "Птюч" и "Плейбой". Кстати, надо все-таки отметить, что такое вездесущее "японское" не всегда оказывается по-настоящему японским. Очень характерно, что красивая манекенщица с восточным лицом, которая щедро обнажает свое тело (простите, пожалуйста, за неприличие, не подходящее к этому почтенному залу) в одном из последних номеров журнала "Плейбой" является в действительности не японкой, а девушкой родом из Улан-Удэ, хотя на обложке журнала написано очень крупным шрифтом Моя гейша.
Таких примеров очень много, и даже перечислить их просто нельзя. Но позволю себе привести еще только один пример из моей жизни. В конце мая текущего года в Москве состоялся всемирный конгресс Пен-центра. В Петербурге проходила вторая половина конгресса, в рамках которой устроили поэтический вечер. В нем принял участие мой знакомый, известный японский поэт. Я вышел с ним на сцену как переводчик. Может быть, мой перевод не был особенно хорошим, но не в этом не дело. Каково же было мое удивление, когда немного спустя я прочитал статью об этом вечере в журнале "Огонек"! Там некий корреспондент пишет: "(на сцене американского поэта) … сменил вежливый японец, одетый не менее безупречно и сдержанный, как самурай. С ним вышел переводчик, тоже японец. Оба синхронно поклонились залу. Следующим естественным шагом стал бы короткий показательный бой на мечах или на худой конец голыми руками, но вместо этого переводчик сказал....... (курсив Нумано)".
Я не стану упрекать автора этой халтурной статьи, в которой почти нет никакой точной информации о нас. Но меня озадачивает и интересует вот что: почему высокообразованный русский журналист так автоматически ассоциирует японца с мнимым самураем даже тогда, когда перед ним стоит живой , реальный японец, который на самурая не очень-то и похож?
Итак, надо заключить, что образовался довольно серьезный разрыв между массовыми, часто идеализированными или просто искаженными образами традиционной Японии, которой уже давно нет, и реальной страной. Ничего удивительного тут нет, так как сейчас в России существует очень мало точной информации о современной Японии вообще и о современной японской литературе в частности, несмотря на высокий уровень развития японоведения и старания талантливых русских ученых-японистов.
Что касается литературы, хотя русские филологи-японисты вправе гордиться очень высоким уровнем своих исследований и накоплением первоклассных переводов японской классики на русский язык, но их деятельность в советское время сосредоточивалась в основном на средневековой и древней Японии. Если я не ошибаюсь, в этом был своего рода эскапизм, потому что способные ученые избегали современности, которая могла быть проблематичной с идеологической точки зрения и жили романтичными мечтами о далеком Востоке в отдаленное время. Например, Юкио Мисима, несомненно один из самых талантливых писателей послевоенной Японии, был практически под запретом в Советском Союзе, потому что он был "реакционным самураем", ультраправым милитаристом, который сделал харакири. В результате в России процветали исследования классической Японии, но зато образовался большой пробел: в данный момент в Росси почти нет ни одного профессионального филолога-япониста, который бы специализировался на современной японской литературе. Одним исключением был Григорий Чхартишвили, блестящий переводчик творчества Мисимы, большой знаток современной японской литературы в целом; но жаль, что он покинул на время фронт японистики, потому что его сейчас больше занимает литературное творчество под псевдонимом "Борис Акунин."
Даже после перестройки, после того, как были сняты идеологические запреты, в русском переводе появилось мало новых современных японских писателей, перечень которых не может быть очень длинным. Точнее, их только два: это Юкио Мисима, которого многие из Вас, наверное, читали в блестящем переводе Григория Чхартишвили, и автор романа "Охота на овец" Харуки Мураками, (в переводе Дмитрия Коваленина), пользующийся сейчас большой популярностью в России. Но Мисимы нет в живых уже 30 лет, и он теперь классик, а что касается Мураками - хотя он действительно один из самых читаемых писателей современной Японии, он никак не может один представить широкое полотно современной японской литературы. То же самое можно, конечно, сказать о современной русской литературе. Если кто-нибудь из зарубежных русистов-полузнаек скажет, что современная русская литература исчерпывается одним Бродским или Пелевиным, Вам останется, наверное, только снисходительно усмехнуться.
Итак, сейчас, как нам кажется, самое время начинать заполнять лакуну, образовавшуюся между обилием классики и пустотой современности. Одной из таких попыток является составление довольно большой антологии самой современной японской прозы в двух томах, над которой мы с Григорием Чхартишвили сейчас работаем. Издание данной антологии планируется в марте будущего года, и я рекомендую Вам прочитать ее, чтобы получить представление о том поразительном литературном разнообразие, которое создается сейчас на японском языке, при чем не только японцами. Но должен предупредить Вас, что те, кто слишком идеализируют классическую Японию, могут разочароваться в этой книге, потому что многие из рассказов, которые в нее вошли, не совпадают с традиционными образами Японии.
Например, в очень известном рассказе писательницы Банана Иосимото "Кухня", ставшего международным бестселлером, описывается искусственная семейная жизнь, совсем не похожая на традиционный образ жизни в Японии. Героиня рассказа, Микагэ, круглая сирота, поселяется в доме знакомого юноши, который живет с матерью; но эта странная мать оказывается на самом деле отцом, то есть он гомосексуалист-трансвестит, и таким образом начитается странная жизнь втроем. Или возьмем например другой рассказ писателя Масахико Симады "Дельфин в пустыне". Герой этого рассказа, похожий на обычного японца, является на самом деле ангелом, изгнанным с неба на японскую землю. Он зарабатывает на жизнь будучи рыбаком и обыкновенным служащим, и затем начинает проповедовать странное учение о том, что рай должен рано или поздно упасть на землю.
Но не будем забегать вперед. К конкретному содержанию нашей антологии мы вернемся, если останется время, в конце лекции. А теперь хотелось бы осветить две темы, которые представляются мне особенно актуальными для современной японской литературы. Первую тему я условно называю "границей японской литературы", а вторую - "слияние художественной и массовой литературы". И в этих двух аспектах, на мой взгляд, у России и Японии есть много общего.